Три жизни

Но пойдем, давай вернемся в дом». Он с трудом поднялся на ноги, и двое братьев, которые провели в этом монастыре много, много лет, медленно побрели по направлению к огромному зданию, которое было их домом.
 
 Этим вечером, после повечерья, когда монахи разбрелись по кельям, брат Арнольд почувствовал сильную боль, казалось, его грудь пронизывали раскаленные пики. Он едва смог постучать в стену кельи своими сандалиями. За дверью раздался шорох, и голос спросил: «Что случилось, брат? Ты болен?» «Да, – слабым голосом ответил брат Арнольд, – да, брат, не можешь ли ты попросить врача из монастырского лазарета прийти ко мне?»
 За дверью что-то утвердительно пробормотали, и послышалось шарканье удаляющихся по каменному полу сандалий. Странно, подумал брат Арнольд, что монахам никогда не позволялось заходить в кельи друг друга, даже из самых невинных побуждений, никто, кроме врача, и только по медицинской необходимости, не имел на это права.
 
 Может быть, в этом что-то было, быть может, некоторые монахи гомосексуальны? Может быть и так, подумал он. Настоятели монастыря придумали достаточно правил, чтобы не оставлять двух монахов наедине, даже гулять они имели право только по трое. Брат Арнольд лежал на своем ложе страдания и думал об этом до тех пор, пока не открылась дверь и участливый голос не спросил: «Брат Арнольд, что беспокоит тебя?» Брат Арнольд тогда снова рассказал о том, что произошло этим днем, рассказал об ударе в грудь и о падении. Монастырский доктор был дипломированным врачом, с отвращением оставившим когда-то практику, поскольку не в силах был мириться со всем тем беспорядком, который обуял медицинскую «науку» в последнее время.

Похожие записи: