Дитя с зеркалом

Пока же потерян человек в фантазмах своих, не может он быть собою Самим!
 Когда же Другие вокруг меня, сам я становлюсь Другим, так я ощущаю самого Себя! Но боитесь вы быть Собою, стыдитесь вы наготы своей — от того и слабость ваша, и отсутствие опоры, и страх, от того и несчастия ваши, и море лжи, в которой сами вы себя утопили!
 А потому единственная мудрость человека — это желание раздеться, откинуть от себя всё человеческое, чтобы ощутить наконец самого Себя!
 Кому же стыдно самим Собой быть, тому негоже именовать себя эгоистом! Тому следовало бы называть себя «трусом» и бежать прочь, прочь от жизни, от Другого и от радости подлинной, что только Двум известна!
 Так думал я среди молчавших мудрецов. Кажется, готовы они быть самими Собой, но вот есть ли у них Другой — родитель радости? Верно, нет, а потому думал я не о них, а о тебе, друг мой, в городе этом, где Свет больше, чем свет, а молчание больше любой речи пламенной.
 
  Твой Заратустра




  САМЫЙ ТИХИЙ ЧАС


  Лондон
 Привет тебе, друг мой, из города смеха украденного!
 Хорош город этот смеха украденного, да скучны лица людей его. Ходил я по улицам города этого и увидел я вывеску: «Клуб хорошего». Обрадовался я, ибо думал, что нашёл наконец святую обитель радости, обрадовался и поспешил за стеклянные его двери.
 
 На входе встретило меня объявление учтивое, как и всё в городе этом: «Извините, но в клубе нашем говорить можно лишь о хорошем!» И ярче ещё рассеялась моя радость: «Скорее, скорее!» — звала она шумливое моё сердце.
 
 Вошёл я в зал, что по счёту был первым, и был он полон людей, нарочито сидящих напротив друг друга в удобных креслах. Тишина…
 Подивился я и прошёл тогда дальше, в зал следующий. И что же? Картина такая же, только кресла другие! Третий зал, четвёртый! Второй этаж, третий! Одно и то же! — нет пустых мест и тишина полная, булавку упавшую можно услышать!
 Стал я тогда смотреть в лица людей, и пронял меня великий испуг: глаза их чуть не выпрыгивают из орбит, скулы напряжены, губы подёргиваются!..
 
 «Что ж это — воды они в рот набрали? — подумал я. — Что сдерживают они с таким напряжением, с усердием? Не иначе как тайну великую!».
 
 Удивлённый, пошёл я к выходу, и снова перечёл тут учтивое объявление: «Извините, но в клубе нашем говорить можно лишь о хорошем!»
 И стало мне ясно вдруг, отчего молчат посетители клуба этого и что сдерживают они в затворённых своих ртах! И расхохотался я так, что сотрясался город этот смеха украденного!
 Так, смеясь и танцуя, пошёл я в сад детский, что здесь неподалёку, и, взяв с собой малышей беззаботных, вернулся в клуб этот «хорошего».
 
 «Вот, милые мои дети, смотрите, что станется с вами, если будете вы подражать родителям вашим и страхам их!» — так сказал я ребятам и впустил их в просторные залы.
 
 Побежали малыши гурьбой беззаботной по залам и этажам, глядели в напряжённые лица мужчин и женщин и хохотали как заводные, показывая пальцем в зачерствевшие маски их лиц.
 
 И наполнились залы клуба этого детским смехом, так оправдали они его название: «Клуб хорошего»!
 Готов ли и ты, друг мой, смеяться, танцуя, в тишине страха? Я мечтаю услышать твой смех!
  Твой Заратустра




  СТРАННИК


 Прошёл целый месяц, я изменился. Впрочем, каждый бороздит свой собственный океан, так что внешне перемены во мне вряд ли заметны. Да и кому какое до меня дело?
 Нет во мне прежней суеты.

Похожие записи: